Victor Tregubov: Так, а вот этот материал (Питер Дикенсон, Atlantic Council) я очень советую. Хотя он и печальный, но обычно при рассмотрении ухода РФ с Донбасса эту тему обходят.
А тема простая: уйти-то можно, а что делать со всеми оставшимися уликами?
Представьте себе сцену: клочок пустыря на задворках города «ржавого пояса» Восточной Украины. Сотрудники МЧС методично раскапывают большой участок земли, вокруг осматриваются медики и журналисты. На дворе октябрь 2019-го. Нашли ещё одно массовое захоронение.
Такое угрюмое, но вполне достоверное развитие событий — возможно, наиболее вероятный повод не принимать заявление президента РФ Владимира Путина о миротворцах в Украине всерьёз. Желание скрыть свидетельства военных преступлений от глаз иностранной аудитории — одна из многих причин, по которым сама возможность мира не только непрактична, но и невыгодна с точки зрения Путина. И хотя российский лидер, скорее всего, желает вылезти из того болота, в которое он сам себя загнал, сложно понять, как же это сейчас сделать без ещё худших последствий.
В первую и главную очередь, уход России с Донбасса откроет настоящий ящик Пандоры в плане откровений. Вмешательство Кремля в происходящее на Востоке Украины долгое время было секретом Полишинеля, но конкретные детали российских действий там были затуманены слухами и яростным отрицанием. Это очень резко изменится, если Россия решит вывести войска. Сложная картина секретной войны Путина окажется на виду, оставив его разоблачённым и поставив перед необходимостью отвечать и за все смерти, и за бесконечную ложь.
читать дальшеДаже самые древние поля боя содержат множество улик. Так что логично будет предположить, что города Донбасса переполнены свидетельствами российских военных преступлений. Целые армии журналистов и гражданских активистов уже готовы перевернуть вверх дном весь регион, как только они получат туда доступ. С ними рядом встанут семьи с обеих сторон конфликта, ищущие своих любимых. Мы уже примерно понимаем, чего следует ожидать, благодаря стабильному потоку фото и видеоулик по рейсу Малазийских авиалиний, текущему с востока Украины с 2014 года. Эта информация позволила подтвердить ответственность российской армии за гибель пассажирского самолёта, но это лишь вершина айсберга. Помимо общих могил, отход россиян покажет всё — от камер пыток до разграбленных заводов.
Россия сумела предотвратить многие утечки относительно своих действий на востоке Украины, сильно ограничивая все информационные потоки, исходящие из региона. Запрет украинских медиа был введён ещё в ранние дни конфликта, а в последний год на эту территорию почти невозможно проникнуть даже самым любезным из международных журналистов. Если Россия ослабит физический контроль над этой зоной, очень быстро всплывут обвинения в военных преступлениях и другие опасные откровения.
Безусловно, международное сообщество будет возмущено. Однако Кремль, вероятно, больше боится реакции в самой России. Даже публика, настолько привыкшая к ежедневной дезинформации, как современные россияне, может плохо отреагировать на известия, что их лидеры последние четыре года вели незаконную войну с ближайшим соседом. Когда данные о зверствах начнут всплывать на поверхность, Москва рискует повторить события позднесоветского периода, когда перестройка вынесла на поверхность преступления коммунистического режима и подписала приговор умирающей империи. Путин провёл большую часть своего 17-летнего правления в попытках восстановить этот урон и вернуть России её поистрепавшееся чувство национальной гордости. Вряд ли он захочет повторения тех событий на бис.
Помимо этих непосредственных опасений есть и более широкая проблема военных целей. Любое мирное соглашение, оставляющее Украину в западном лагере, станет катастрофическим ударом по интересам РФ. В этом плане путинская война уже стала выстрелом себе в ногу, запустив отчуждение целого поколения украинцев и ускорив процесс становления украинской нации за счёт российских имперских амбиций. Пока идёт война, Путин может оттягивать неизбежные домашние дебаты о потере Украины. Как только установится мир, прятать голову в песок уже не получится.
Все последующие обвинения будут особенно опасны для Путина — в первую очередь потому, что он столь успешно смог использовать нападение на Украину для раскрутки националистических порывов в российском обществе. С 2014 года десятки тысяч россиян заходили на украинскую территорию. Многие члены кремлёвских гибридных войск — наёмники и «отпускники» из российской регулярной армии, но значительная их часть — фанатики, искренне верящие в рассказы Путина о защите «русского мира» от западной угрозы. Миллионы купились на нарратив о возрождающейся России, терпя сложное материальное положение и пассивную роль в политике как цену за возвращение страны к статусу великой державы. Вряд ли им понравится, когда уляжется пыль и выяснится, что всё более европейская Украина обрела полный контроль над русскоязычным Донбассом, пока Россия собирает осколки своего международного положения. Путин пока что ездил на тигре патриотических настроений, как умелый жокей. Но дело может обернуться совсем иной стороной, если он попробует слезть.
Эти реалии России подтачивают изначальный оптимизм, вызванный резким желанием Путина предложить миротворческую миссию ООН. Многие комментаторы и члены правительств восприняли его сентябрьское заявление с энтузиазмом, но любая трезвая оценка ситуации заставляет предположить, что продолжительный мир всё ещё остается маловероятным. Предложение Путина не удовлетворяет минимальным требованиям к серьёзному урегулированию конфликта и больше похоже на импровизацию оппортуниста. Это может быть попыткой заставить Америку отказаться от вооружения Украины, представив Москву в более позитивном свете. Это может быть попыткой полностью заморозить конфликт и укрепить фактический контроль Кремля над оккупированными Россией регионами восточной Украины. Это точно не первый шаг к миру.
Впрочем, это не означает, что всё потеряно. Украина и её международные партнеры всё ещё могут успешно снижать вероятность крупномасштабного кровопролития, ведя с Россией переговоры об отводе тяжелых вооружений с линии соприкосновения. Гуманитарные программы могут вернуть подобие нормальной жизни прифронтовым городам и поддержать интеграцию перемещённых лиц и боевых ветеранов в украинское общество. Киев может сосредоточиться на наращивании оборонного потенциала, с американской помощью летальным оружием или без неё, а также наращивать свой арсенал мягкой силы и продолжать евроатлантическую интеграцию. Когда Украина будет становиться привлекательнее в глазах собственных граждан, это будет приближать победу надёжнее, чем военные триумфы.
Всё это будет происходить на фоне продолжающегося конфликта низкой интенсивности. Нынешняя гибридная война, возможно, побудет новым определением «нормального состояния» ещё некоторое время — со всеми её ежедневными потерями, политическими убийствами, кибератаками и другими актами неконвенционного насилия, на которые сподобится Кремль. Это, безусловно, очень неприятно для обычных украинцев, но они — не первая нация, вынужденная жить рядом с враждебным соседом. Как только удастся сдержать непосредственную военную угрозу, не будет никаких причин для страны не начать процветать — по крайней мере, пока должные меры безопасности смогут минимизировать российскую гибридную угрозу. Для Украины это будет тяжело, но ситуация, в которую попал Путин, делает это фактически неизбежным. Российский лидер безнадёжно запутался в собственной сети из лжи и, похоже, застрял в Восточной Украине, не имея возможности ни идти вперёд, ни отступать. Он больше не может победить в войне, но и не может пойти на мир.
Питер Дикенсон
-
-
18.11.2017 в 18:17